Он никогда не шел на допрос неподготовленным. Изучив целую тьму строк текста, он протёр уставшие от экранного свечения глаза. Для людей эти тексты были жизнью. За каждой потерей – слёзы, за каждым родным человеком – привязанность, а за каждым браком – близость. Руфус же искал не сопереживания в этих текстах, а возможности. Кому-то это казалось циничным, но в работе Бюро и особенно в искусстве допроса без этого было никак. Человек мог начать сопротивляться, и оперативник должен был искать возможности. Он вышел из архива и столкнулся с молодым капралом. Тот напугано озарился на майора, последний же поджал губы и прошел дальше. Спустившись на турболифте на первый этаж, где находились допросные, он обогнул пару коридоров и зашел в наблюдательную.
— Как она? – спросил Хуртклейф у сержанта в белом мокром кителе.
— Ждёт, — без эмоций ответил грузный служащий в звании сержанта.
— Два кафа. Один сладкий, — приказал майор, недовольный тем фактом, что ему не сообщили о прибытии девушки сразу.
Там сидел не преступник, а простой врач, в лояльности и, что самое главное, компетентности которого надо было убедиться. Исходя из её биографии, Руфус знал, что она курила, хотя по её внешности не скажешь. Хорошо сохранилась. Приятные черты лица, черные волнистые волосы, тонкие губы и прямой нос. Худые щеки и остренький подбородок. Она выглядела слишком молодо для своих лет. Легкая бледность и небольшие синяки под глазами портили почти идеальный портрет, но это не удивительно, учитывая преследовавшие её по долгу работы стрессы, недосыпы и постоянное курение. В глазах мелькала какая-то усталость и даже тайна, будто бы девушка сейчас была не здесь, а мысль переносила её куда-то далеко. Если бы не дождь, так неряшливо прошедшийся по её внешности, любой здравомыслящий мужчина посчитал бы её красивой. И хотя Майора почти никогда не интересовал личный аспект его жизни или какие-либо «отношения», ему было бы просто эстетически приятно наслаждаться компанией хорошей женщины, с которой в скором времени, если повезёт, придётся работать. Девушка по ту сторону обзорного стекла прочла стихи, попутно куря сигарету. Творческая натура. Разговор обещает быть интересным.
— Она ведь в курсе, что здесь не курят? – спросил сержант, протягивая два кафа майору.
— В курсе, наверное – нахмурившись ответил Руфус, — но ей наплевать.
Имперец снял перчатки и головной убор кепи, бросил их на маленький столик в наблюдательной, сунул пачку флимсипласта в подмышку и принял у сержанта две кружки. Затем он подошел к двери и оглянулся на второго Имперца в помещении, взглядом прося того нажать на кнопку открытия двери. Низший по званию послушно подошел и открыл проход в «рабочую зону». Хуртклейф выдохнул и зашел внутрь. Он прошел креслу напротив обзорного стекла и поставил две чашки на стол, желая начать первым, но его опередили. Его это на секунду выбило из колеи. Тем не менее, когда девушка договорила, из майора выбился легкий смешок, хотя ему откровенно хотелось рассмеяться. Сержант же в наблюдательной явно записывал показания, чтобы потом начать проверки и аресты. Тем не менее, её речь уже многое сказала. По началу он принял дрожь девушки за простое ощущение холода после дождя. Видимо это все же был страх, так легко ощущавшийся в голосе. И это был хороший знак. Все боятся людей в белой форме, ведь всем всегда есть что скрывать. Никто не хотел делиться сокровенным, ведь некоторые факты из жизни могли счесть преступными. Абсолютно законопослушных нет, и только белизна кителя ИСБ олицетворяла собой «идеал чистоты» к которому надо стремиться. Конечно же, все бы запричитали, что сидевшая перед ним девушка нарушала закон даже сейчас, куря в помещении. Главным же было то, что она боялась. Нарушить закон может всякий, но важно, чтобы он знал, что неправ. Хуже, когда вред Империи шёл из жутких мыслей о свободе. Тем не менее, хоть страх допрашиваемых был хорошим симптомом, он никогда не вызывал в майоре какие-либо приятные чувства. Для подобной жестокости Руфус был слишком хладнокровен и профессионален. Его целью было заставлять людей не страдать, а думать правильно.
— Мисс Рейнснер, — очень мягко произнес майор, будучи абсолютно искренним в своей доброжелательности, — прежде чем мы начнём, я хочу вам прояснить несколько моментов и извиниться, что оторвали вас от работы.
Оперативник опустил файлы на стол и спокойно уселся по другую сторону стола от врача.
— Во-первых, вы наверняка замерзли. Слева от вас каф с подсластителем, — начал майор, — Согрейтесь. Никому не надо, чтобы вы простудились.
Это был важный момент. Руфусу надо было, чтобы сидящая перед ним легче пошла на контакт, а затем и на сотрудничество. В будущем ей придется много думать, и зудящий внутри черепной коробки страх мог лишь помешать. Он сделал небольшую паузу, надеясь, что его не перебьют.
— Во-вторых, вы ни в чем не обвиняетесь. Вам никто не причинит зла.
Отчасти это было правдой. На Ольгу было много жалоб от её сослуживцев и один донос из бухгалтерии, в которой говорилось, что та тратит по мнению администрации больницы слишком много бакты на пациентов в постоперационный период. Эти жалобы не были удовлетворены. Тяжелые и длительные операции, а также характер интоксикации, кровопотеря, располагали к тому, чтобы таким больным оказывался подобный подход. Ничто не переросло в обвинения. Бюро в этом вопросе проявило несвойственную снисходительность. Во многом Ольга должна была благодарить за это либеральные нововведения Пеллеона.
— В-третьих, ваше курение в неположенных местах, — здесь Руфус не удержался от улыбки, — будет рассмотрено нами позже. Пока что у вас два штрафа за курение в неположенном месте. За сегодня. У вас есть ко мне какие-либо вопросы, прежде чем мы начнём?

Отредактировано Rufus Hurtcleif (2018-09-14 04:13:55)

Клубы дыма немного нервировали оперативника. Некоторые допрашивающие любили закурить в допросной, демонстрируя власть, способность нарушить закон, будто он был лишь инструментом вседозволенности в их руках, сводя этим самым сопротивляющегося допрашиваемого с ума. Серость сгущалась, нарушая зрения подозреваемых, а дым заползал в лёгкие, вызывая головокружение. А вслед за головокружением – страх. От таких «надзирателей» быстро избавлялись. Не физически. Их отсылали в пыточные, чтобы их садистические наклонности хоть где-то пригодились. Чтобы причиняемая ими боль имела хоть какое-то обоснование, не затрагивая мирных и ни в чем не повинных граждан, одной из которых была девушка напротив майора. Поэтому Руфус был от части даже оскорблен. Он не упал до столь низкого старта в этой партии, а сидевшая перед ним дрожала будто напуганный зверёк.
Тем не менее, она приняла чашку с кафом.  Хороший знак. Руки не дрожали, но это уже нисколько не удивило майора, скорее это было очередным шагом к выводу, что Бюро сделало свой правильный выбор. Осталось только, чтобы Ольга сделала теперь свой правильный выбор. Она быстро допила свой каф. Плохой сигнал. Сухость во рту, жажда. Явный признак серьёзного стресса. Он внимательно проследил за её взглядом. Взор был наполовину отстраненным. Майор такое часто видел в пыточных камерах, когда допрашиваемые под гнётом коррекции переносили своё сознание куда-то в другое место, когда запутавшийся, надломленный разум искал способ защититься, возводил барьер, которые и предстояло в будущем безжалостно ломать служащему бюро Хуртклейфу путём как тонкого, так и весьма травмирующего ментального воздействия. Здесь же можно было помочь девушке, убедив, что опасности нет. Поддержав барьер и подарив чувство безопасности, чтобы она сама покинула раковину, в которую её так отчаянно загоняла паника. Он вспомнил, как будучи в камере одной, не зная, что за ней наблюдают, мисс Рейнснер читала стихи. Вот оно. Возможный ключ. Имперец облокотился на спинку кресла, опустил локоть правой руки на подлокотник и прижал руку к губам. Он всегда так делал, когда не решался на авантюрный шаг.
– Надо сменить тактику, – дрогнула мысль у майора в голове.
Он немного взвесил силу своей храбрости и необходимость исполнения миссии. Отчасти, его ход – это продолжение беседы больше в дружеском ключе, а не в деловом. Многие агенты на допросе не любят таких вещей, считая их лишними, и тут же переходят к сути. Жадность – частая ошибка что молодых, что старых. Пожадничаешь временем, не наладишь мосты – потеряешь контакт навсегда. Многие не любили майора за то, что тот слишком много времени тратит на свои дела. Его часто поторапливали. Зато его внимательность к деталям и отсутствие жалости к себе обеспечило ему очень приличную статистику раскрываемости дел. Цену за результат должен был платить не только допрашиваемый, но и допрашивающий.
Он улыбнулся, заметив опустившуюся руку девушки к карману, но та будто нарвалась на невидимую преграду, на раскалённую плиту. Руфус оглянулся на одностороннее отражающее зеркало и пару раз провёл рукой горизонтально по горлу, как бы говоря: «Сержант, отруби камеры». С подчиненным у него будет потом отдельный разговор. По-хорошему, это было наказуемо, и младшие офицеры никогда себе такого не позволяли. Но они были в более терпимой Империи. Империи Пеллеона. И оперативник был Майором Руфусом Хуртклейфом, а не простым бравым служакой в белой форме. Отчасти он не хотел снова дышать дымом, не имея привычки курить. Но в отличие от девицы напротив, имперец был абсолютно спокоен.
– Извините, что сразу не представился, – ответил Руфус уже с меньшей отрепетированностью, решив устранить неравенство в осведомленности имен друг друга, – Можете закурить, я попросил отключить камеру, ваше второе нарушение я не укажу в рапорте.
Он сделал небольшую паузу, ожидая реакции сидящей напротив, а затем откашлялся от непривычно осевшего в глотке после первой скуренной девушкой сигареты дыма и представился.
– Я Майор Руфус Хуртклейф из Имперской Службы Безопасности, – пытался как можно менее пафосно и официально произнести оперативник.
Он прищурил глаза, попытавшись убедительно изобразить личный, а не профессиональный интерес, но в итоге решился сказать правду, что редко позволял себе в ходе своей карьеры. В итоге он тяжело вздохнул и наклонился в сторону собеседницы, решив, что подобные психологические трюки, если будут раскрыты, лишь отдалят его от цели.
– Послушайте, мисс Рейнснер. Мне важно, чтобы вы были собраны. Вам ничто не угрожает и никто не причинит вред, – Руфус страшно не любил повторяться, но поймал себя на том, что только что сказанное буквально полминуты назад уже говорил.
– Можете прочесть их мне, стихи, если вам это поможет. Не бойтесь. Бюро требуется, чтобы вы решили одну задачку, и она будет как раз по вашей части. Но для этого я хочу, чтобы вы были спокойны. Собраны. Я готов и хочу пойти к вам на встречу. Если вам что-то требуется, только скажите.