[nick]Olga Volkova[/nick][icon]http://s7.uploads.ru/t/1mbOF.jpg[/icon]

— Тойфльбург? — Ольга была удивлена слышать подобное, когда речь идет о серьёзных делах, и даже переспросила.
— Именно, так это место местные бауэры кличут. Тойфльбург. Чёртов замок, — во взгляде полковника Смолина не было ни намёка на иронию. — Но мы с тобой, Оля, советские люди, и в чертей мы не верим. Что думаешь?
— Что у них там что-то сильно секретное припрятано, а чтобы меньше глаз и ушей было, местных попугать решили, — Ольга говорила об очевидном, и не сомневалась, о чем пойдет речь дальше.
— Вот именно. И мы должны знать, что там, — Смолин провел ладонью по расстеленной на столе карте, разглаживая её. — Вот здесь эти "черти" обосновались. Дорога туда одна, грунтовка, и идёт она со стороны наших, как бы помягче сказать, союзничков. А с нашей стороны подходов к нему нет. Так местные бауэры говорят. Может брешут, псы шелудивые, хозяев своих защищают. А может, и правда боятся и даже не суются. Но группа Кузьмина сунулась, и действительно не прошла.
Полковник пододвинул Ольге кружку с чаем, положил рядом кусок сахара и ломоть хлеба с толстым шматом сала.
— Не то у фрицев сало, — сокрушенно  протянул Смолин, будто именно качество немецкого сала было главной проблемой в его жизни.
Ольга деловито отколола ударом тыльной стороны ножа кусок сахара, бросила его в чай, и принялась за еду, но взгляд её сосредоточенно скользил по карте, а в голове уже начинал строиться маршрут поиска. Смолин, крутя в пальцах незажженную трофейную сигарету, молча наблюдал за разведчицей. Ольга Волкова была его единственным шансом, потому что если не прошел Кузьмин, значит пройдет либо Волкова, либо никто.
— Когда? — Ольга закончила с едой, выпила пол-кружки чая, и план в её голове за это время уже созрел.
— Вчера, — Смолин хмыкнул, и оперся кулаками о стол. Выражение его лица против воли стало виноватым.
— Я ведь знал, если туда кто и доберется, то только ты. Не хотел я тебя посылать, Оля. Не хотел.
Полковник поднес было ко рту сигарету, достал зажигалку, но с раздражением бросил и то, и другое на стол.
— Война кончилась. Ты жить должна, Оля. Жить! Обещай мне, что не будешь делать глупостей. Только посмотреть!
— На кого из фрицев я посмотрю, умирают, — холодно отреагировала разведчица на эмоциональную речь командира.
— Верно. И эти умрут, если они там есть. Дивизион РГК этих чертей в пекло отправит вместе с замком, если они там есть.
— А если там не фрицы?
— Тогда надо понаблюдать, что они там делают. Но без глупостей! Союзнички же, распротак ихнюю мать.
— Задача ясна, товарищ полковник. Разрешите идти? — разведчица встала из-за стола и выпрямилась, превращаясь из "Оли" в капитана Волкову.
— Идите, Волкова, — чуть задумчиво и не совсем по уставу ответил полковник.
...
Позади был лес, позади осталось болото, впереди снова был лес, пересечь его — и там Чёртов замок, чёрт бы его побрал. Тронулась в путь Ольга на рассвете, самая трудная часть пути была позади, и уже вечерело. Самое время заняться ночлегом. Поднявшись по склону, подальше от заболоченной низины, Ольга принялась за дело. Она прислонила к дереву винтовку, сняла вещмешок, сбросила мокрый по пояс ватник, стащила сапоги и ватные брюки, следом за ними и галифэ. Вылив из сапог воду, она выкрутила галифэ и портянки, быстро одела их, и налегке занялась оборудованием ночлега. В ход пошли лопатка и топор, и через час с небольшим разведчица уже наслаждалась живительным теплом нодьи. У огня сушился практически весь её гардероб, а в котелке закипал суп. Не из концентрата — по дороге Ольга перебиралась через лесную речку, и не упустила шанса наловить окуньков. "Полосатые фрицы" кидались на сибирскую блесенку не хуже, чем их собратья из речек на всём пройденном Ольгой пути от Москвы до этого замка в немецкой глуши, и ужинать она будет ухой. От периодически начинавшейся мороси её защищал шалаш из лапника.
Арсенал разведчицы благополучно пережил переправу через болото — непроходимое для всех, кроме Ольги, надежный шест, опыт, интуиция и немного удачи провели её нехоженным путём. Но в деле подготовки к бою аккуратность лишней не бывает — она тщательно осмотрела, проверила и смазала поочередно снайперку, ППС и ТТ. Мосинка слыла неубиваемой, реальность это полностью подтверждала, и пережила переправу без лишних предосторожностей. Автомат и пистолет из-за автоматики были более уязвимы, и путь проделали в вещмешке, обернутые промасленным брезентом. С легким щелчком встал на место магазин ППС, "Тульский Токарь" вернулся в кобуру. Осталось ввернуть запалы в гранаты, и это было сделано как раз когда котелок пора было снимать с огня. У опытной разведчицы всё было продумано и просчитано. Вроде бы, и сделано всё было правильно, и суп был вкусным, и костёр приятно грел, но... но что-то было не так.
Лес с детства был для Ольги родным домом. Не просто лес — тайга. Бесконечная, прекрасная, коварная и опасная. Там прошла почти вся её мирная жизнь. Она знала все тонкости и хитрости выживания в лесу, всё знала, всё умела и ничего не боялась. Но в этом лесу ей было, почему-то, неуютно. Она не могла это рационально объяснить, и это ей не нравилось. За время войны она слышала массу историй, как люди предчувствуют свою смерть. Не тот ли это случай? А умирать теперь, уже после Победы, она уже совершенно не хотела, хотя и бояться не начала.
"Утро вечера мудренее. Высплюсь, и всё будет в порядке" — сказала она себе, поворачиваясь на бок поближе к тлеющим бревнам. Нодья будет греть её до самого утра, и ни один зверь не подойдет к ней, а двуногое зверьё сюда не доберется.
...
Утро было не менее мерзким, чем вечер. Холодно, сыро, промозгло и противно. Ольга быстро позавтракала, на этот раз "вторым фронтом", было уже не до роскошеств, и тронулась в путь. Цели своей она достигла уже после полудня. Припрятав ватник и ватные брюки, она натянула камуфляж поверх формы, одела лапти на сапоги — старый прием двигаться тихо и не оставлять четких следов, и приступила к обследованию подступов к объекту.
Всё было как надо — сторожевые вышки, пулемёты, колючка. Всё, кроме главного — ни одного живого фрица. Впрочем, мёртвых тоже не наблюдалось. Осмотр в оптику показал — всюду сухие листья, паутина, и вообще, похоже, что тут давно никого нет. При чём, это "давно" — не два-три месяца, а скорее год-полтора. Но такого просто не может быть! Чтобы хозяйственные фрицы бросили пулемёты, тем более — танк? Нет, это исключено. Что это, маскировка? Имитация, что объект заброшен? Но у ворот замка не было ни следа, ни от колёс или гусениц, не от ног.
Примотав к лаптям ещё и пучки травы, чтобы не оставлять следов, Ольга крадучись направилась к воротам, держа наготове автомат. Она заглянула во двор, и там всё было столь же безжизненным. Спрятавшись за танком, она перевела дух и направилась к ближайшей сторожевой вышке.
На вышке явно никто не появлялся уже давно. MG-34 на станке был тронут ржавчиной, но внешне цел и снаряжен лентой. Рядом на вышке лежали две коробки с лентами и сменные стволы для пулемёта, но ни стрелянных гильз, ни пробоин от пуль в обшивке вышки, не каких-то ещё признаков боя она не обнаружила. Но тем не менее, всё вокруг было... будто вымершим. И сам замок, и лес вокруг него. То ощущение, которое не давало ей покоя перед ночёвкой, многократно усилилось. Это было необъяснимо, и потому девушке было жутковато. Противоестественное состояние для той, что пережила четыре года войны, большую часть которых на передовой или даже за линией фронта. Спрятавшись на вышке, Ольга некоторое время наблюдала за замком, и не засекла признаков жизни, осмотр через оптику двора не выявил ни одного следа. Зоркие глаза Ольги, в сочетании с цейссовской оптикой трофейного прицела её винтовки, не могли не заметить даже едва различимые следы. Значит, здесь действительно давно ни кто не ходил. "Чертовщина. Немцы бросили столько добра. Давно бросили! Им ни что не могло помешать забрать технику и вооружение. И почему вообще они всё это могли бросить?" Ольга привыкла считать, что немцы — народ исключительно рациональный, но рационального объяснения происходящему здесь она не находила. Да ещё и это непонятное гнетущее чувство всё усиливалось.
Но более актуальным Ольга сочла то, что усиливался дождь. Мокнуть ей совсем не хотелось. Ещё раз тщательно осмотрев подход к замку, Ольга удостоверилась — признаков минирования нет, значит можно рискнуть. Она спустилась с вышки, и рывком пересекла двор. Бежала она по неровной спирали, на случай, если её попытаются застрелить из окна, но выстрелов не последовало. Перед массивной входной дверью она отдышалась, и хотела было открыть её, но спохватилась, и полезла в вещмешок за верёвкой. Отбежав, она рванула веревку, дверь поддалась, взрыва не последовало. Быстро смотав верёвку, разведчица ворвалась в замок с автоматом наготове. Опять никого, только гнетущая тишина, нарушаемая только шумом разошедшегося ливня.
Девушка достала фонарь, и в луче блеснули нити, но не растяжек, а паутины. Ровная, нетронутая пыль на полу была неопровержимым доказательством — здесь давно никого не было. Ольга вошла в просторный зал, луч фонаря заскользил по стенам. Ничего необычного, и никаких признаков жизни, но вдруг ей послышался будто тихий шопот. Вскидывая автомат, она резко обернулась, но в луче фонаря оказался всего лишь висящий на стене портрет женщины. Лицо на портрете словно смотрело именно на неё, недобрым изучающим взглядом. Против воли, мерзкий холодок пополз по спине. Ольга передернула плечами, избавляясь от неприятного ощущения, и повернулась к портрету спиной. Как раз вовремя — через пыльное окно и пелену дождя её намётанный глаз уловил движение. Она тут же прижалась к простенку между окнами, и осторожно выглянула. Видно было плохо. Двое, один из них точно в немецкой форме. У второго в руках, вроде бы, белый флаг. "Пробирались из нашей зоны и вышли к первому попавшемуся жилью? Думают, что здесь американцы и пришли сдаваться?" Ольга даже забыла на время о всех странностях этого жутковатого места. Сейчас к ней идут двое фрицев. И неизвестно, сколько их ещё осталось за периметром. Союзникам они готовы сдаться, русским — скорее всего, нет.  А фрицы, видать, очень непростые.
Её следы, и без того нечёткие благодаря привязанной к лаптям траве, уже смыл ливень, но стоит фрицам открыть дверь, и её грязные следы они увидят сразу. Поймут, что в замке кто-то есть, и он один.
Она на фронте с 41 года, сначала снайпер, потом... потом много чего было. Она била в глаз соболей в тайге и немцев снимала не хуже, из любого оружия. Не зря её прозвали Рысь — как самый опасный из лесных хищников, она передвигалась бесшумно, убивала и исчезала, словно её и не было. В лесу она — охотница, все остальные — её жертвы. Но в доме у неё нет такого огромного преимущества, и если немцы войдут, её шансы против них 50 на 50. Значит, в замок их лучше не пускать. Но взять живьём этих важных птиц, очень сильно не желающих в плен к русским, было бы здорово.
Ольга притаилась, выжидая, когда фрицы окажутся поближе к двери. Массивная и тяжёлая, она явно выдержит пули, и может служить надежным прикрытием. Когда до входа "гостям" оставалось метров двадцать, Ольга чуть подтолкнула дверь, чтобы в образовавшуюся щель пролез ствол автомата, и окрикнула немце:
— Хальт! Хендэ хох! Ваффе фаллен лассен! — по немецки Ольга говорила очень прилично, три курса института и фронтовая практика не прошли мимо. Произношение у неё было правильное, без явного русского акцента.

Отредактировано Veela Reau (2018-09-22 11:19:40)

У англичанки не было причин говорить на родном и сакральном для фон Хуртклейфа языке.
Тем не менее, она это делала. Еще и подожгла сигарету немецкой зажигалкой. Явно с немецким топливом. Сказать, что внутри оберштурбанфюрера горела злоба – значит сказать ничего. Стоявшая перед ним девица дразнила его, хвастаясь своим превосходством. Она могла говорить на его языке, демонстрируя неповиновение. Она пользовалась их техникой и ресурсами. И ей за это ничего не будет. Будь самообладание офицера СС чуть менее крепким, рука метнулась бы к Вальтеру, чтобы пристрелить эту самодовольную тварь. Но он сдержался, тяжело вздохнув, а затем заговорил на английском.
– Я никогда не опаздываю, – произнёс Руфус, резко достав из кармашка шинели пачку немецких Waldorf Oberst, – Ваши это неплохо усвоили при Дюнкерке.
Потом из другого кармашка возникла пачка спичек. Искра. Вспышка. После чего в воздухе появился аромат немецкого табачного дыма, с имперскими амбициями перебивая любые другие запахи, будто демонстрируя своё превосходство даже в такой мелочи.

Даже при брифинге девчонка не обошлась без попытки заговорить по-немецки. Под конец её речи Руфус закатил глаза, а затем кивнул.
Лакированные высокие немецкие сапоги достаточно быстро покрылись слоем грязи, хотя бушующий ливень неплохо боролся и с ней. Тем не менее, оберштурбанфюрер без единой толики дискомфорта преодолел двадцать минут до замка, вспоминая свою юность в младших офицерских чинах, когда в военных учениях подобные походы были абсолютной нормой.
Тем не менее, звездный час Вермахта и СС канул в небытие, утопленный в волнах «Союзников» и «Иванов». Теперь ими будут править продавшиеся евреям наёмники и грязные коммунистические отбросы. Просто потрясающе.

Офицер хотел провести это время в тишине, но нет, очередной английский молокосос решил показать, что он в одиночку выиграл всю войну. В отличие от Ольги, звук его безграмотного немецкого ранил слух не просто эстетически, но даже физически. Тот брюзжал ненавистью за убитого в Лондоне друга. Как трогательно. Однако Руфус вспомнил, что он был здесь нужен в целости и невредимости, если англичане хотели получить замок и его данные невредимыми, поэтому, решил ответить провокацией на провокацию.
– Я хорошо помню, как вы оставили в Дюнкерке десятки тысяч своих, – с улыбкой произнес фон Хуртклейф на своём приличном английском, – У прибрежных городов всегда очень холодные зимы.
Бывший нацист сделал драматическую паузу, чтобы запутать своего британского «друга».
– В общем, было чем топить печи. И теперь я спокойно доживу до глубокой старости в Лондоне. А мои дети поступят в ваш Оксфордский университет. И ты ничего не сможешь с этим сделать, mein junger freund.

Подходя к замку, он понимал, что целиться в него будут скорее всего из дверного проёма, но из-за дождя и темноты он не смог бы увидеть, из какого именно орудия. Сильной разницы это не создавало – получить из винтовки в грудь одну пулю, или из пулемёта несколько. Все равно умрёшь. Да и вряд ли стрелок был один. В окнах могли сидеть и остальные. Поддержав эту мысль, он оглянулся на окна и увидел нечто странное. Силуэт женщины, так странно по прическе, длине шеи, ширине плеч, напомнившей Руфусу Эльзу – его жену. Но нет, скорее всего это был простой стрелок, что нечаянно забыл выключить освещение. Как оберштурбанфюрер не заметил этого раньше? Прежде чем свет потух, а скрывавшаяся фигура потонула в царившем в том помещении мраке, фон Хуртклейф махнул рукой в сторону подозрительного окна, вытянув указательный и средний палец, а мизинец и безымянный согнув, как бы жестом показывая: «Там стрелок».
Не хватало еще чтобы немца убил нервный снайпер. Подойдя поближе к двери, не услышав никакой реакции на своё приближение, Руфус набрал в грудь воздуха и начал возможные переговоры.

– Я оберштурбанфюрер СС Руфус фон Хуртклейф, – командирским тоном на родном своём языке выпалил офицер, – Опустите оружие и впустите меня внутрь! Я с приказами из штаба! Немедленно сопроводите меня к старшему по званию!

[nick]Rufus fon Hurtcleif[/nick][status]Формальный фошисд[/status][icon]https://pp.userapi.com/c846220/v846220671/f55d8/-nPH5Uo-vDc.jpg[/icon]

Отредактировано Rufus Hurtcleif (2018-09-28 00:07:52)

[nick]Olga Volkova[/nick][icon]http://s7.uploads.ru/t/1mbOF.jpg[/icon]
Дверь начала открываться сама собой? Ольга знала, что само собой не делается ничего. Немцы успели зацепить дверь верёвкой? Или один из них подкрался к двери раньше, она его просто прозевала? Но на этом неожиданности не закончились, Ольга внезапно обнаружила себя по другую сторону двери. Как??? Сибирячка обладала отлично развитым чувством направления, она точно зафиксировала в сознании план помещений у себя за спиной. Прежде чем вступить в контакт с противником, она мысленно наметила путь отхода, на случай непредвиденных обстоятельств. Именно так она и начала действовать. Шаг назад, резкий разворот и бросок обратно в комнату. Взгляд сам собой упёрся в ту странную картину. Этот взгляд — зловещий, жуткий. Но ведь это просто картина! Полный мрака коридор. Но она никогда не боялась темноты, её острое зрение не подводило даже ночью. Так почему ей сейчас страшно? Куда делись немцы? Она слышит речь, понимает её, но не видит их. Дверь в конце длинного коридора открывается. Неожиданно. Это ведь сквозняк? Вместе с дверью, проникает и лунный свет, освещая коридор. Вдоль него рамы с завешанными картинами. Скрип в конце коридора. Будто бы кто-то сделал неосторожный шаг и скрипнул пол. Руки машинально вскидывают на звук оружие, но она не видит, в кого стрелять. Вновь звук – что-то упало на пол. Ясно, там кто-то есть. Обошли через подвал! Нужно принимать решение. Немцев не двое, она окружена. Только не плен! И вдруг... Музыкальная шкатулка тихо и со скрипом заиграла до боли знакомую мелодию из далёкого детства. Такое может быть... может быть только... только во сне! Музыкальные шкатулки, сами по себе, не редкость. Но не эта! Её дедушка подарил бабушке в качестве свадебного подарка, она сделана иркутским мастером, дедушка заплатил за неё не деньгами, отдал три чернобурки. Эта шкатулка — единственная в своём роде, вот именно так она скрипит, когда заводится.
"Я заснула. Это всё мне снится. Сейчас я проснусь!" — Ольга крепко зажмурилась, ущипнула себя, почувствовала боль и резко открыла глаза. Она была в той же комнате, но это ничего не значит. Люди на войне засыпали и на ходу, она заснула стоя, привалившись к стене. Но... музыка! Музыка все так же звучит! Руки снова сжали оружие. Впервые за время войны Ольга не знала, что ей делать.